Призрачный Зов

[Костяная Хризантема]

Фараон Хуфу

(Информация может быть как полезной, так и бесполезной. Я просто увидела нечто, о чём спрашивала в Пустошах незнакомая мне нижнемирка):

Фараон Хуфу (впоследствии известный как Сфинкс, увековеченный сыном в знаменитой скульптуре Сфинкса в Гизе).
Также упоминался как Хембес (по Диодору), Суфис I (Σοῦφις, Suphis) (по Манефону), Саофис (по Эратосфену). Сын фараона Снофру и Хетепхерес. Дети: Джедефра, Джедефхор, Каваб, Хафра (Хефрен), Банефра, Хуфухаеф (сыновья), Хетепхерес II, Мересанх II, Хамерернебти I (дочери).

С детства мальчику было предсказано жрецами десять смертей. Отец как мог оберегал сына, и даже нанял для него особую няньку – жрицу богини Бастет, которая играла по ночам маленькому фараону на систре и отгоняла от него злых духов, а каждый раз, когда предсказанная смерть приходила к Хуфу, нянка брала ее и пересаживала в кошку, которая уносила смерть в пустыню и на рассвете сгорала в лучах восходящего солнца. Так у самого Хуфу оказалось как у кошки девять жизней.

Мальчик рос, окруженный множеством защитных ритуалов, призваных отогнать от него последнюю – десятую смерть.
Но того, чего хотят боги, невозможно избежать – это можно только отсрочить. Что и пытались сделать старый фараон и его жреческое окружение. Какие только мощности ни были задействованы – и культы Осириса и Сета, и приглашенные Ашурские колдуны, и Хеттские заклинатели слов… В результате, молодой Хуфу постоянно находился в эпицентре бесконечного ритуала, состоящего из множества мистерий и заклинаний, эклектично переплетающихся и вгрызающихся друг в друга – постоянный карнавал волшебства, невероятные последовательности масок и песнопений, огонь, дым, благовония…все это не могно не сказаться ни на психике, ни на привычках молодого фараона. Поэтому, когда отец умер а молодой Хуфу по праву надел на себя корону Египта, привычный новому фараону волшебный хаос распространился по всему Египту – повсюду сжигались тонны благовоний, процессии ряженых заклинателе ходили вдоль Нила, девственницы выходили замуж за крокодилов на кровавых свадьбах, строились храмы и пирамиды – народ роптал и шепотом называл фараона безумным, ибо многие обычаи были попраны, и множились жестокости и поборы, необходимые для продолжения бесконечного ритуала защиты…но всему назначенному приходит свой срок, и не спасли фараона ни заклинания ни молитвы. На двенадцатом году своего правления десятая смерть настигла его в образе молодой девы, что взошла на ложе фараона и пронзила его горло заколкой для волос – так исполнилось пророчество и фараон нашел свою смерть, захлебнувшись собственной кровью.

Камень Семи Звёзд

(Из записей Куфура Ам-Херу, чемпиона Сета):

"Все Фивы, весь Египет был пропитан вонью. Он обмотал голову холщовой тканью, упрятав под нее нос и рот, словно готовил самого себя к погребению. Вонь проникала внутрь, забивая ноздри и глотку, заставляя язык скручиваться в трубку.
Глаза его почти совсем заплыли от мокнущих нарывов. Вокруг его кровавых слез роились насекомые, возвращавшиеся сразу после того, как он смахивал их. Из яиц, отложенных в липкие истечения вокруг глаз, беспрестанно вылуплялась все новая мошкара. Новорожденные мухи кусались крошечными зубками.
Путь через город оказался небыстрым. Дороги были завалены трупами — животных и людей. Тьму рассеивали одни лишь расползающиеся пожары. Большинство людей были слишком поглощены своими несчастьями, чтобы бороться с огнем.
Воистину это было время бедствий.
Жрец, ученый, ближайший советник фараона, он пал ниже больного проказой. Его разум не в силах был постичь то, что произошло за последний месяц. Глядя на красно-лиловые шишки и раны на теле, он не мог бы сказать, где следы от укусов насекомых, а где — шрамы, оставшиеся после града.
Должно быть, боги возненавидели Египет, раз позволили свершиться подобному.
Он не мог счесть, сколько из его домочадцев мертвы. Он растратил всю свою скорбь во время менее значительных бедствий — на болеющий скот и бунтующих рабов. Теперь, когда его брат и сын сражены болезнью, жена умерла, наложив на себя руки, а трупы слуг валяются по всему поместью, будто камни, у него нет больше ни горя, ни каких-либо иных чувств.
Мимо дворца фараона текла кровавая река. Крохотные лягушки прыгали в покрасневшей воде. Живой ковер — полчища саранчи, мух и мошек — покрывал улицы, медленно превращая мертвецов в скелеты. Насекомые набрасывались на ноги тех, кто, подобно Ему, упрямо брел мимо, будто звезды, сосредоточенно следующие своим путем.
Мертвые стражники лежали на своих постах, на их лицах колыхались маски из мух. Он прошел в открытые двери. Даже здесь, в доме фараона, кишели и жалили насекомые. Хлеб и скот были заражены, а значит, даже после того, как тьма рассеется, многие еще умрут от голода.
По городу били молнии.
Он нашел фараона в комнате для утренних приемов, скорчившегося на кушетке, с лицом распухшим и перекошенным, как у последнего из рабов. Великим пощады тоже не было; в действительности фараон, похоже, страдал больше, чем его подданные, поскольку ему было что терять. Если все живущие под его властью погибнут, имя его изгладится из памяти грядущих поколений.
Прежний фараон многое сделал, чтобы сохранить свое имя: он построил храмы, а писцы неустанно запечатлевали его деяния в летописях. Нынешний фараон, молодой и столь приверженный к роскоши, что пренебрегал государственными трудами, теперь был вынужден вписывать свое имя в таблички с надписями поверх имен его царственных предшественников. Это был жест отчаяния, вопль против возможности забвения.
— Знаешь — сказал фараон (перекошенный рот, распухший язык). — Что навлекло эти бедствия на Египет?
Он понял, что у него нет сил подняться с коленей.
— Утверждают, что это кара, повелитель.
— Тот покоренный народ?
— Да. Они говорят, что их Бог обрушил на Египет свой гнев.
Глаза фараона расширились:
— Почему?
— Эти люди владеют магией. Но их слова глупы. У них всего один Бог, младенец по сравнению с нашими богами.
— Это сделали не боги.
Он был согласен с фараоном.
— Мы оба знаем, в чем истинная причина всего этого, — продолжал фараон.
— Он здесь, повелитель? — спросил Он.
Фараон поднялся с кушетки, и с его одеяния посыпались мухи. По ногам фараона текла кровь. Кожа на его впалой груди распухла от болезни, а местами была расчесана до мяса.
ОН встал, откашливая мокроту в холстину, которой был замотан его рот.
Фараон открыл деревянную коробку. Сумрак комнаты, предназначенной для утренних приемов, осветил красный огонь. ОН помнил, как впервые увидел это сияние. Тогда фараон был строен, и быстр, и силен. И уверен в своем здоровье, в своей власти.
Фараон храбро достал предмет из коробки. Казалось, будто он погрузил руку в огонь и вытащил изрядную пригоршню пламени.
ОН подошел ближе и взглянул на сокровище. Рубин величиной с мужской кулак. Внутри него сверкало семь красных огненных точек, будто семь звезд в ночном небе. Он упал в Нил с самих звезд и обратил речную воду в кровь. Это был не драгоценный камень, посланный фараону в дар. Это было проклятие, насланное на Египет с небес. Причина всех несчастий, насекомых и молний, тьмы и смерти.
— Какая великолепная вещь, — задумчиво произнес фараон, — и такое проклятие.
ОН видел красоту пылающего камня, и все же тот был ужасен, исполнен невидимой мерзости.
Он покачал головой, с горькой усмешкой вспомнив про слова тех людей. То, что происходит, неподвластно богам какого бы то ни было народа. Это смерть, заключенная в предмете. Его нельзя уничтожить — сделать это уже пытались при помощи инструментов и огня, — можно лишь передать кому-либо несведущему.
— Возьми его, — сказал фараон, бросая рубин Ему.
Тот поймал камень, ощутив его жуткую пульсацию.
— Унеси его подальше отсюда.
ОН склонил голову.
Выполняя это поручение, он умрет. Но иной цели у него и не было. За эту жертву имя его будут помнить. Пока существует Египет, будет существовать и ОН.
Оказавшись за стенами дворца, он прижал сокровище к груди, прикрыв его ладонью. Он казался себе центром урагана, где царит спокойствие. Вокруг в кровавой тьме кружились насекомые и смерть. Камень источал зло, но ОН был защищен от него. Как если бы он находился внутри рубина, а не рубин у него в кулаке.
Все вокруг окрасилось красным, словно он смотрел сквозь камень. Ноги его отяжелели, и пришло ощущение, будто он в западне.
Он пустился бежать прочь от дворца.
Начало печь грудь, там, куда он прижал камень, как будто туда угодила капля расплавленного металла и принялась прожигать себе дорогу к его сердцу.
Он уронил руку, но камень прилип к его телу, погрузился в него. Его грудную клетку затопила боль, и он, вопя, сорвал с лица холщовые пелены.
Но он все еще бежал, с трудом пробиваясь сквозь полчища лягушек и саранчи. Слабость в ногах исчезла. Он больше не чувствовал ничего.
Он знал, что умирает, но знал и то, что камень не даст его телу исчезнуть. Он внутренне ссыхался, погружаясь в рубин, растворяясь среди «Семи Звезд». Это была не та смерть, какую он знал, — тихий переход к достойной загробной жизни, где ждали его родные и слуги, но странное изменение бытия. Он останется в этом мире, но будет существовать отдельно от него. Как он служил фараону, так теперь станет служить «Семи Звездам».
Из самого сердца красной ночи он смотрел на разорение того, что было Землей Египетской.
И не мог заплакать".

Среди идущих по бесконечной пустыни внимания достойны те, кто продвинулся в своём пути. Среди них я желаю отметить идущего в темноте, идущего с дочерью, раба, безумного Иерофанта, древнюю статую Сфинкса, похороненную в зелёном и себя самого. Любой из нас ведает тайны указания пути Отшельнику, ни у одного из нас ответ не совпадёт с другим ответом. Я убежден, что мой путь правильный. Надлежит обрести указующее знамение. Я знаю, где его взять и отправлюсь туда. Тот, кто проклят, не есть тот, кто наш отец. Наш отец свободен от всяческих проклятий. Он спит потому как он взаперти и время его пророчества ещё не пришло. Долг любящего сына - приготовить всё что нужно к пробуждению отца и встать у его двери в нужный час.

Джуди Х., редакция I Hate It Here